В этот раз Софи была явно встревожена и попросила меня присутствовать при их разговоре.
— Мистер Колесов... — начала она.
— Софи, я же просил, чтобы вы называли меня просто Николай.
— Хорошо. Николай, я хочу вам сообщить, что ваши друзья в опасности. Те, бронемашина которых стоит в вашем дворе. Я случайно подслушала разговор трёх парней, с которыми они встречались в нашем баре. Это очень опасные люди, которые хотят завладеть бронеавтомобилем ваших друзей, а самих их продать в рабство. Это колумбийцы из Латинского Союза, наркоторговцы, случайно застрявшие в Порто-Франко на мокрый сезон. Они видели эту машину ваших друзей на стоянке возле блок-поста, собирались её угнать, но не успели. Я так поняла из их разговора. А недавно нашли их и хотят обманным путём выманить на машине из города, чтобы всё провернуть.
— В сезон дождей?
— Да, в ближайшие дни! У них есть какой-то тайник на побережье, где они собираются пересидеть, пока дороги станут проезжими, а море перестанет штормить. Тогда они дождутся пиратского корабля из Исламского Халифата, нападут на первых переселенцев, которых вместе с вашими друзьями и продадут в рабство. А сами, чтобы их не нашли, уедут на их машине в Латинский Союз.
Софи, протрещавшая всё это на едином дыхании, взяла паузу, чтобы отдышаться.
— Как же вам это всё удалось услышать и не привлечь их внимания?
— А они и не скрывались, громко разговаривали по-испански. Я не люблю колумбийцев, мой дядя погиб во время теракта, устроенного Медельинским картелем в Боготе. Поэтому я не отреагировала, когда они пытались заговорить со мной по-испански. Видимо, решили, что я их не понимаю, поэтому и не скрывались. Ваши друзья встречались с ними у нас в баре и обсуждали какие-то революционные вопросы. Я не разбираюсь в этом, так что ничего не поняла. А когда ваши друзья ушли, колумбийцы принялись хохотать, как ловко они обвели вокруг пальца этих... los tontos. Они их так назвали.
— Дурачков, — перевела Наташа.
— Спасибо, Софи! Я попытаюсь остановить этих... los tontos!
Ну, понравилось мне слово. Чего скрывать-то?
Балбесы явились спустя пару дней. Подъехали на чьей-то машине и позвонили через переговорное устройство. Со второго этажа было хорошо видно камуфлированный «Чероки» на обочине, но те, кто привёз унсовцев, наружу не выходили. Я открыл окошко, чтобы Наташе, которую я оставил с моей старенькой, ещё миасской, «Сайгой» (обретение статуса резидентов Порто-Франко дало кое-какие послабления и в вопросах хранения оружия) подстраховать меня, не помешало стекло, и крикнул:
— Сейчас, иду!
В салоне джипа виднелись три фигуры, но не спешили выходить под редко моросящий дождик.
— Здорово, Николай. Мы машину забрать.
— Попробуйте, если сможете завести, — пожал я плечами.
— Думаешь, не заведётся?
— Пробуй. Вы же, обалдуи, аккумулятор не отцепили, когда её оставляли. Да и проводку промочили, когда мне тут на участке пытались устроить бассейн на колёсах. Ехать, что ли куда-то собрались?
— Ага. Надо тут километров на десять за город скататься...
— Вы бы лучше сначала топливо проверили, не попала ли в него вода. Масло — тоже. Да и прошприцевать точки смазки надо. Загубите ведь машину!
— Да ладно! Что с ней будет? Тут десять километров туда, десять обратно...
— Ну, ну!
Олег полез под тент, и оттуда послышались матюги, поскольку он умудрился вылить на себя дождевую воду, скопившуюся в образовавшихся на нём углублениях. Двигатель, как и ожидалось, несколько раз вжикнул от севшего аккумулятора и замолчал. Да и если бы аккумулятор был живой, хрен бы он завёлся. Зря, что ли, я вчера возился, затыкая трубку топливной магистрали пластмассовой заглушкой!
— Слушай, у тебя зарядное устройство есть для аккумуляторов? — послышался голос Олега.
— Есть, конечно! У вас какой аккумулятор стоит?
— Да хрен его знает!
— Водятлы, блин! Что же ты ничего о своей машине не знаешь?
— Большой аккумулятор! От грузовика!
— «Большой»! Ампер-часов сколько? А! — махнул я рукой. — Наверняка ампер-часов сто семьдесят или сто восемьдесят. В общем, минимум часов пять нужно, чтобы подзарядить.
— А может, «прикурить»?
— У тебя есть чем? У меня нет.
— У меня тоже нет... Похоже, Санька, облом у нас сегодня с поездкой. Сходи, объясни им, что завтра с утра двинем. А сегодня мы действительно всё проверим, промажем, дозарядим.
Олесь, тяжело вздохнув, открыл калитку и попёрся к джипу. Спустя полминуты из неё вылетели трое возбуждённых латиноамериканцев, ломанувшихся в сторону открытой двери во двор.
— Стоп! — резко крикнул я, вытаскивая из кобуры свой АПБ.
«Стечкин» длиной почти 25 сантиметров выглядел внушительнее «Глока», я верно угадал.
— Я вас в свой дом не приглашал. Что вам нужно?
— Слушай, парень! Наши друзья оставляли тебе исправную машину. Почему она сейчас неисправна?
— Господа, а какое вы имеете отношение к этой машине? Почему я должен за что-то отчитываться перед вами? Я знаю её владельцев: вот этих молодых людей. Они её вам продали?
— Они наши друзья! И мы будем защищать их интересы.
— А я — неприкосновенность своего земельного участка. И первый из вас, кто переступит этот порог, получит пулю. Кстати, обратите внимание и на открытое окно второго этажа, откуда в вас тоже целятся.
Самый крупный из троицы, скрипнув зубами, процедил:
— У тебя сутки, парень, чтобы ты вернул нашим друзьям исправную машину. И пеняй на себя, если этого не случится!
Через несколько секунд на улице заурчал мотор отъезжающего «Чероки».
— Калитку захлопни! — скомандовал я Сашке и крикнул Олегу. — А ты вылезай, разговор есть!
Мы уселись в беседке, чтобы не мокнуть под нудным мелким дождичком.
— Ну, рассказывайте, в какое говно вы опять вляпались? Что это за люди? Куда и зачем им так приспичило ехать, что они мне угрожать посмели?
Парни, ошарашенные произошедшим, молча переглянулись, и Олесь выдавил.
— Наши друзья. Борцы за не зависимость этого... как его... Олег, а за чью независимость они борются, ты не помнишь?
— Не, они не говорили. Они говорили про Фронт имени Пабло Эскобара...
— КОГО??? Да вы хоть, придурки, знаете, кто такой Пабло Эскобар?
— Да уж не дурнее тебя! — огрызнулся Олег. — Революционер. Кубинский, кажется. Предшественник Фиделя Кастро...
Я лишь схватился за голову.
— Не, Олег. Предшественника Фиделя звали Хоакин Мурьета. А Пабло Эскобар — чилийский поэт, его пиндосы во время государственного переворота замочили.
— Вот, вот! Мужики как раз говорили, что против пиндосов борются. Что этот самый Эскобар отбирал деньги у богатых сволочей, и на них строил жильё для бедных. Но не коммунякой был. То есть строил социальное государство на основе солидаризма, как и в наследии ОУН записано. То есть они нам братья по борьбе против угнетателей, которых здешние американцы душат всевозможными ограничениями. И ехать мы должны были в их революционный штаб за агитационными материалами.
Мне хотелось одновременно и ржать, и плакать над этими жертвами постсоветского образования.
— Так, всё! Хватит! Теперь я рассказываю! Пабло Эскобар — это не чилийский поэт-коммунист Пабло Неруда. Действительно погибший при хунте Пиночета. Это не кубинский революционер Хосе Марти, которого клятый коммуняка Фидель Кастро считает своим предтечей. А Хоакин Мурьета — мексиканский «Робин Гуд», промышлявший конокрадством, герой рок-оперы «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». Пабло Эскобар — глава колумбийского наркосиндиката, так называемого Медельинского картеля, промышлявшего поставками кокаина в США. Редкостный подонок и мразь, лично убивавший и пытавший людей, посмевших мешать его бизнесу на торговле наркотой. Семь лет назад застрелен снайпером организации частных лиц, родственников погибших в результате многочисленных терактов, организованных по приказам Эскобара.
Притихшие «революционеры» молча переваривали услышанное.