Позже, из-за развития ракетной техники, количество боеголовок, находящихся на хранении в нашем подземном хранилище, сократили до десяти. Но очень мощных.
— «Кузькина мать»? — понимающе кивнул я.
— Почти… А поскольку секретность этого проекта была такая, что не надо баловаться, ТАМ о его существовании ведало ещё меньше людей, чем о существовании Советской Автономной Республики. Просто командующий РВСН знал, что приказ энной базе нанести ядерный удар по определённым целям гарантированно лишит ключевые страны НАТО руководства государствами, уничтожит командование блока вместе с командным пунктом и ликвидирует одно-два хранилища ядерного оружия.
Когда Проход заблокировали, мы законсервировали и спецштольни, и хранилище зарядов. Так что не из-за оборудования я так икру метал, когда узнал о приказе разрушить Лабораторию! Эти дятлы могли бы нам своими взрывами штолен обеспечить такое радиоактивное заражение, что тысячи лет здесь было бы опасно появляться. И Советску, питающемуся водой из Белой, в которую впадают текущие здесь ручьи, капец бы пришёл! Нет на свете более страшного яда, чем плутоний! Вот такие дела, Николай свет Валерьевич!
Мдя… Теперь мне стало ясно, для чего вокруг Лаборатории такая мощная оборона!
— Но если была возможность такой перефокусировки Точки Перехода, то почему этим не воспользовались для переправки людей, чтобы восстановить связь с Большой Землёй?
— А куда их переправлять? На лужайку перед Белым Домом в Вашингтоне? Во внутренний двор Пентагона? На территорию какого-нибудь хранилища ядерных боеголовок? — вклинился в разговор Григорий Никитич. — Оборудование, предназначенное для военных целей, перенастраивалось тупой заменой калибровочного блока: берёт оператор железный ящик с табличкой «Цель № 17», втыкает его в соответствующее гнездо, и после включения оборудования Переход открывается в нужном месте. Он даже не знает, где! Перенастройка стационарных грузового или пассажирского терминалов — просто тончайший процесс, который надо будет повторить, чтобы использовать оборудование в штатном режиме. И нет никакой гарантии, что после этой перенастройки на той стороне не потребуется переделывать всю штольню. Там же рельсы и стены до миллиметра подогнаны! Поэтому для переправки Ивана Андреевича Данилова и воспользовались старой установкой, настроенной на заброшенную ещё в 1950-е площадку.
Окрестности Верхоречья, 36 год, 20 июля, вторник, 08:20
Были сборы недолги, от Кубани до Волги мы коней поднимали в поход.
Точнее, от Белой до её притока с названием Инзер, который так окрестили первопереселенцы по аналогии с рекой, протекающей рядом с Межгорьем. Правда, там течёт Малый Инзер, а здесь — просто Инзер. И на Старой Земле Инзер, образующийся от слияния Малого и Большого Инзера, впадает в реку Сим километрах в шести от впадения Сима в Белую, то здесь он вливается в местную Белую непосредственно, а на месте их слияния стоит город Советск.
Да и коней никаких не было. Даже под капотом какой-нибудь машинёшки, так как в свой поход я ехал на поезде. Честно говоря, оно так даже удобнее: вечером упал на вагонную полку, а утром тебя уже встречают на вокзале в другом городе.
Наташу с собой не брал. Из-за беременности она чувствовала себя не очень хорошо, остро реагировала на резкие запахи. Токсикоз не в самой сильной форме, но за пару дней, пока он проявился, успел попортить и жене, и мне, немало нервов. Особенно — во время обратного путешествия из Лаборатории на нашем «уазике», попахивавшем бензином. Её время от времени начинало тошнить, и пришлось пару раз остановиться, чтобы супругу обдуло свежим ветерком. А поскольку мне нужно было объехать всё Лукоморье и почти всё Загорье, в пути могло быть всякое. Ведь из Верхоречья в Целинники мне всё равно придётся машиной добираться…
Зачем это всё? Да приказали мне! Мой непосредственный начальник генерал Воздвиженский и приказал!
Дело в том, что описанные переговоры с Большой Землёй были первыми, но не последними. 17 июля мы ещё дважды разговаривали с Иваном Ивановичем. Согласовали и сроки отправки специалиста по оборудованию, и нашего с Наташей перехода, и заявки на первые взаимные поставки. Названные Максимом Георгиевичем объёмы ценностей, которые могла поставить Советская Республика, ошеломили моего куратора из ФСБ, и чтобы растопить его недоверие, глава СГБ решил отправить меня в своеобразную инспекцию. Мне следовало прямо на месте снять на мой цифровой фотоаппарат производственные мощности и хранилища, чтобы после перехода на Большую Землю предъявить «партнёрам» доказательства того, что Воздвиженский не привирает. А поскольку времени оставалось не так уж и много, после возвращения домой 18 июля я начал собирать вещи для командировки.
Люда Ячнева, разумеется, расстроилась из-за нашего отъезда, но они с Наташей договорились созваниваться раз в два-три дня. А нам с супругой предстояло наконец-то вернуться в нашу квартиру. Жаль, мне пришлось переночевать в ней после приезда из Лаборатории всего одну ночь. Ну, ничего! После командировки наверстаю!
Вечерний поезд до Верхоречья приятно удивил. Да, старенькие вагоны, но внутри чисто, опрятно. Видно, что недавно его ремонтировали. Вместо дермантиновой обтяжки полок — что-то вроде гобеленовой ткани. В окнах недавно поменяны рамы, а местами и стёкла. Линолеум на полу тоже не очень затёртый. Проводники разносят травяные чаи и кофе, действует вагон-ресторан с кусачими ценами. Ну, и в СССР так было!
Местная особенность — купе-оружейная комната и регулярно обходящий поезд поездной наряд милиции. Базируется он в «штабном» вагоне по соседству с вагоном-рестораном, от которого вскоре после отправления по всему составу проехалась тележка с бутылочной водой, пирожками и прочей снедью, не требующей разогрева.
Меня соседи по купе узнали даже больше по камуфляжу, запомнившемуся по газетным фотографиям, чем в лицо, и мы до самого отбоя разговаривали: я рассказывал про события, произошедшие после закрытия Перехода на Большой Земле, они — о местной жизни. Разумеется, предлагали пойти выпить за знакомство, но я наотрез отказался, сославшись, что на службе. На самом же деле я просто не люблю пить в дороге. Кроме того, наутро мне предстояло много дел, и не хотелось являться к встречающим «с выхлопом».
Золотое встретило меня грозой. Не тропическим тайфуном, как было в Магнитке, не шквальным ливнем мокрого сезона в Порто-Франко, а давно забытой летней грозой. Ещё толком не рассвело, и вспышки молний озаряли полнеба. Хорошо, что оба перрона вокзала, одноэтажного здания с двумя колоннами по бокам от входа, были прикрыты навесами, а то я вымок бы до нитки, пока топал сначала до перехода через первый путь, а потом до привокзальной площади.
Правда, парень лет двадцати пяти встретил меня прямо у вагона, и мы по открытому пространству шли с ним под зонтом, но левое плечо мне всё равно изрядно промочило. И когда уселись в «копейку», на которой он должен был отвезти меня в городское управление СГБ, сиденье в машине я ему всё-таки подмочил.
Начальнику управления я всего лишь предъявил служебное удостоверение, а о цели моего визита он уже был предупреждён. Зато от кофе и лёгкого перекуса не отказался: из-за разговоров с соседями по купе мне удалось поспасть часа четыре, и теперь требовалось взбодриться. Заодно поделились с полковником подробностями событий тех дней, когда шла ликвидация заговора.
Оказалось, что здесь всё прошло не так уж и гладко. Дело в том, что Сквирчевский, до того, как ушёл на повышение в Советск, работал в Золотом начальником управления СГБ, а нынешний хозяин кабинета пришёл ему на смену из Рыбачьего. Поэтому нашлось несколько человек, поддержавших заговор. Чисто из-за того, что были «людьми Сквирчевского», его протеже.
— И что теперь с ними?
— Не сажать же их из-за этого! Одного уволили, поскольку не захотел дальше служить. Двоих понизили в должности и перевели подальше: пограничных пунктов в стране достаточно. Люди ничего плохого совершить не успели, вот и пусть ума набираются. Года через три, при очередной ротации, могут и в более цивилизованных местах очутиться…