— Ты же сама рассказывала, как он обосновывает то, что никто в семье не имеет права ему противоречить, — вклинился я. — И если тебе мама ничего не рассказывала, то это вовсе не значит, что он её не обижал. Опять же, с твоих слов сужу, что он её убедил в том, что она пропала бы «на помойке», если бы он её не подобрал. И она реально боялась ему противиться! Ты вспомни, как она по его приказу приходила к тебе в госпиталь и пряталась, когда пришла на встречу с тобой в кафе. Каким способом он этого добился, теперь только твоя мама знает.
А ты взяла и разрушила всё то, во что он уверовал: оказывается, добиться твоей покорности ему не удалось, убедить тебя в том, что «цунарефы» — не люди, тоже не получилось, а сам он оказался не таким уж всесильным даже в собственном семейном мирке. Когда же он оказался замешанным в очень некрасивую историю, помогая одной компании мерзавцев, а ему самому, как соучастнику, грозила тюрьма, он и решил наказать и тебя, виновницу всех его неприятностей, и Полада, сумевшего вышибить из твоего головы всё, что Субботин тебе вдалбливал в неё несколько лет. Ему уже ничего не оставалось, как бежать из города, потому что его подельники «слили» следователям его причастность к попытке фальсификации выборов. Вот напоследок он и решил «громко хлопнуть дверью».
— Но как он смог узнать, где нас можно найти?
— Ты матери домой звонила или на работу?
— Домой.
— Трубку она взяла?
— В первый раз он, но я сразу сбросила вызов. А через пятнадцать минут перезвонила, и мама взяла.
— Он мог подслушать ваш разговор с ней? Второй аппарат где-нибудь в доме стоит?
— Да, на втором этаже, в спальне… Ты думаешь, он подслушал? А откуда тогда он узнал, что мы к ЗАГСу пойдём? Ведь я об этом маме сказала только в кафе!
— А зачем ему знать, куда вы пошли, если можно было просто ехать за вами и дожидаться удобного момента? — фыркнула Наташа.
Люда задумалась на несколько секунд, а потом сделала вывод:
— Значит, Полада он решил убить только потому, что он фашист? Да?
— Не совсем чистый фашист. Скорее, расист и нацист. Но хрен редьки не слаще, потому что больших мразей, чем расисты и националисты, разновидностью которых являются нацисты, в мире просто не существует.
— Почему это? Он говорил, что самые плохие на свете — коммунисты!
— Очень просто. Потому что поклонники любых политических учений, кроме националистических и расистских, признают право любого человека, который имеет такие же убеждения, присоединиться к ним. И любой негр, любой кавказец, любой якут, любой мусульманин-араб может быть хоть либералом, хоть коммунистом, хоть каким-нибудь христианским демократом. Но никогда не может стать белым расистом или, например, украинским националистом.
— А что, и такие есть? — удивилась Людмила.
— Есть, есть! Ещё как есть! Нам с парочкой таких пришлось на другом континенте сталкиваться! — засмеялась супруга, вспомнив обалдуев из Порто-Франко, у которых мозги, в конце концов, на место всё же встали.
— Прикольно! Но ведь коммунисты тоже убивали помещиков, капиталистов, дворян, — вернулась она к теме.
— Ты не путай мягкое со сладким! Ты знаешь, что Ленин был помещиком и дворянином, Троцкий — сыном богатейшего хлебопромышленника, а Сталин практически закончил духовную семинарию? После революции царский генерал Брусилов до самой смерти служил главным инспектором Красной Армии, был похоронен большевиками с воинскими почестями, а в самой Красной Армии более половины командиров до революции имели офицерские звания. Да, в годы Гражданской войны убивали и помещиков, и дворян, и фабрикантов. В том кошмаре кто только, кого только и за что только не убивал! Но после победы их всех преследовали только в тех случаях, когда они занимались оппозиционной деятельностью, а вовсе не за социальное происхождение. Социальное происхождение считалось отягчающим обстоятельством, а не поводом для осуждения и казни.
И бывшего либерала могут принять в коммунисты, бывшего коммуниста в либералы, мусульманина или иудея крестить, а христианин принять ислам, если он публично отрёкся от своих взглядов и стал придерживаться новых.
У расистов и националистов всё по-другому. Они считают человека достойным смерти или преследования только за факт его рождения. За то, что он родился представителем «неправильной» расы или «неправильной» национальности. За то, чего человек не может изменить никаким образом! И даже если он «перекрасится», станет полностью поддерживать убеждения представителей «высшей расы» или «избранной нации», самое большее, что ему позволят, это жить в качестве «недочеловека» в подчинении расы или нации «господ».
Возьмём твоего Полада. Для «назгулов», считающих себя представителями «высшей расы», он навсегда останется «цунарефом», «черножопым», человеком второго сорта. Когда ты выйдешь за него замуж, ты из представительницы «нордической расы» превратишься в «цунарефскую подстилку», у которой есть только одна возможность вернуться в состав «расы господ» — бросить его и ваших общих детей. Отречься от них. Но и то в глазах этих «венцов человечества» ты на всю жизнь останешься «падшей», поскольку «связалась с черножопым» и родила от него «выродков». А ваши дети, как бы ты ни старалась, никогда не перестанут быть для назулоподобных «низшей расой» и «людьми второго сорта».
— Но это же… неправильно! Среди всех народов есть и хорошие люди, и плохие! За что ненавидеть всех подряд?
— За то, что они родились «неправильными»! И единомышленникам твоего отчима обратного не докажешь. Потому я и говорю, что расисты и националисты — самые большие мрази на свете!
Людмила убегала от нас в больницу к жениху, потрясённая сделанными для себя открытиями.
Советск, 36 год, 26 сентября, четверг, 17:00
Господи, сколько работы! Просто не продохнуть!
С переоснащением армии, наконец, разобрались. И начали с того, что проще всего решить — с формы нового образца. Не мудрствуя лукаво, порылись с армейскими тыловиками в справочниках, закачанных на мой компьютер, чтобы выбрать объект для подражания. Спорили до хрипоты. Особенно — по обуви. Я настаивал на берцах, доказывая, что такая обувь хоть и увеличит время, в течение которого солдат встанет в строй после побудки, зато надёжно защитит голеностопы от подворачиваний ступни. Ретрограды требовали сохранения сапог, хотя и соглашались их укоротить, наподобие сапог морских пехотинцев Советской Армии. Немаловажной оказалась и стоимость изготовления такой обуви. Дошло до того, что я просто заставил самого упёртого подполковника примерить мои ботинки, пройтись в них по коридору и намеренно попытаться подвернуть ногу.
Потом чуть-чуть пособачились, каким будет рисунок подошвы. А поскольку в сапогах всем доводилось плюхаться на задницу из-за скользящей на траве или снегу подошвы, согласились не экспериментировать, а взять за образец «вибрамовский» рисунок, как, на мой взгляд, наиболее проверенный временем. Аргумент против него был один: как различать своего и чужого по следам, если на континенте высадятся силы Ордена? Договорились… не оставлять на подошве эмблему фирмы «Вибрам».
С тем, что камуфляж лучше маскирует бойца, никто не спорил. Но как все встали на дыбы, когда я объявил, что одним комплектом раскраски на все сезоны и климатические зоны не обойтись!
— Вы страну собрались разорить своими идеями?!
Еле угомонил, сославшись на то, что сам видел, как молодёжь, насмотревшись на нас с Наташей, пытается самостоятельно красить одежду в «камуфляжные» расцветки. И добрую половину тканей, изготовленных на пошивку формы для разных сезонов, можно будет продавать населению, окупая затраты армии. Плюс, как это происходит на Старой Земле, «камки» пользуются прекрасным спросом у охотников, рыболовов и прочих любителей послоняться по полям-лесам. В общем, на первое время сошлись на общей для всей армии весенне-летней форме с разводами разных оттенков зелёной краски и летне-осенней (с жёлто-зелёно-коричневыми разводами). Она же будет использоваться в качестве зимней для центра и юга Восточного побережья. Чисто зимняя, жёлто-серых тонов, предназначается для Загорья и Лукоморья, где выпадает снег.